Когда мы летом по тайге ходили, у нас два человека потерялись — отец Дмитрий и Андрей. Ушли с рюкзаками далеко вперед, пытаясь нагнать другую группу. Те знали дорогу, и мы надеялись прицепиться к ним хвостом, чтобы не блуждать.
Мы шли вниз по течению реки Туралыг, планируя где-то ниже её перейти и уйти на перевал Медвежий, а оттуда спуститься на приют Тайжа-Су.
Связь держали по рации, и я свою рацию в реку уронил.
Разумеется, я моментально посадил группу пить чай, схватил самого шустрого скаута и погнался за нашими. Шесть километров промчались — не догнали, или просто разминулись. Постоянно натыкались на характерные следы о. Дмитрия — у него на кедах шипы, как на бутсах. Добежали до места, где был обозначен брод через реку, оставили там запись на земле в виде слова «Берхин» и стрелки вверх по течению — дескать, Берхин там.
Вернулись к своим, подняли группу, взяли рюкзаки и прошли эти шесть километров заново, надеясь всё-таки встретиться с пропавшими. Но придя через два часа на место, где была стрелка на земле, нашли только кусочек бересты, из надписи на котором следовало, что отец Дмитрий и Андрей здесь были и ушли нам навстречу — то есть мы опять загадочным образом разошлись.
Конечно, я схватил другого шустрого скаута, свисток и опять помчался искать наших. Пробежали снова те же шесть километров, ОПЯТЬ НИКОГО НЕ НАШЛИ и побежали обратно, потому что темнело.
Где-то на середине обратной дороги обратно я осознал, что вчера всё-таки слишком сильно ударился лодыжкой, и что метафора Джека Лондона про втыкающийся в ногу при каждом шаге раскалённый штырь — это вообще-то не метафора, а точное описание некоторых ощущений.
Сама тропа по щиколотку в грязи, местами надо на четвереньках ползти, кое-где по курумнику прыгать и через деревья лезть. Короче, удолбались на отличненько, никого не нашли и легли спать — в темноте по тайге не ходят. Понадеялись, что утром сами придут — всё равно, как мне казалось, мимо брода не пройдут, а тропа вдоль реки ровно одна.
Особой тревоги я не испытывал — ребята хорошо подготовлены и экипированы, у них с собой еда, спички, ножи, спальники, тент и всё личное снаряжение. Отец Дмитрий так и просто любит всякие поделки выживальщика в лесу типа шалашей, нодьи и кипячения воды в пластиковой бутылке. И если не будет сильного дождя или какой-то иной аномалии, проблем с ночёвкой у них не возникнет.
Дождя ночью не было. Утром никто не пришёл. Стало страшно.
Мы прождали почти до часу дня и решили уходить за реку и через перевал к приюту, откуда можно было бы поднимать полноценную тревогу. Потому что бегать наугад по тайге нашей командой, в которой было пятеро несовершеннолетних, один хромой и один человек с флюсом было бы крайне неразумно и неэффективно.
Перешли реку и пошли прочь от берега. И пока мы уходили, тревога нарастала — возле Туралыга я был точно уверен, что потерявшиеся знают, где нас искать, а здесь, где тропы то появлялись, то терялись, и зелёное море мокрой тайги обступало со всех сторон, становилось ясно, что найтись мы не можем никак. А значит, впереди звонок в МЧС с приюта, несколько дней неизвестности, поиски… И вообще, куда они делись? Что, если кто-то травмирован? Отец Дмитрий, конечно, выносливый и опытный человек, но он плохо видит и склонен к авантюрам. А Андрей Хомутов очень уж молод, хотя и чрезвычайно силён. Или они решили почему-то уйти по маршруту обратно? Или тоже перешли реку и идут к приюту — но зачем? Почему они не ищут нас, а уходят от места, где мы были? В общем, становилось всё страшнее и нога болела всё сильнее.
Я человек мнительный, вспомнил, что по закону я отвечаю за жизнь и здоровье участников и погрузился в размышления на тему — по какой статье меня будут судить, если что. Оставление в опасности? Преступная халатность?
Единственно разумным выходом в ситуации, когда ничего невозможно сделать, оставалось помолиться. Мы начали петь «Царице моя преблагая», песнопение Богоматери. Даже у плохого хора оно почему-то всегда получается красиво.
Царице моя преблагая,
надеждо моя Богородице,
приятелище сирых и странных предстaтельнице,
скорбящих рaдосте, обидимых покровительнице!Зриши мою беду, зриши мою скорбь,
помози ми яко немощну, окорми мя яко стрaнна.
Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши:
яко не имам иныя помощи разве Тебе,
ни иныя предстaтельницы, ни благия утешительницы,
токмо Тебе, о Богомaти,
яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веков. Аминь.
Идём, поём.
И примерно на словах «разреши ту, яко волиши» в куче грязи перед собой я вижу знакомый след, похожий на отпечаток футбольной бутсы. И рядом – след туристического ботинка, который может быть следом Андрея Хомутова.
Значит, они просто перешли реку (ЗАЧЕМ?!)
Значит, с ними всё в порядке.
Было неясно, когда оставлен след, и, разумеется, никто из нас не обладал навыком искать людей по следам в мокрой тайге. Тем более, что следов оказалось множество. Выглядело это так, словно отец Дмитрий и Андрей ходили по лесу туда-сюда, словно что-то искали. Куда ушли было неясно, и где искать их тоже. Подумав, мы просто пошли дальше к приюту через целый лабиринт тропинок, которые вели во всех направлениях кроме нужного нам северо-запада.
И постепенно радость отступала. Зачем ребята ушли за реку? Что они тут искали и куда пропали потом? Где ночевали и как? Это вообще сегодняшние следы или вчерашние? И опять же – всё ли с ними в порядке? А вдруг кто-то заболел? А если травма? А если медведь (медвежий помёт мы видели неоднократно)? И почему их рация молчит, хотя наша высохла и заработала? И почему они не связались с «Городом Солнца» — местной базой Православных Следопытов? Мы то-то до них докричаться сумели, хотя никакой пользы это и не принесло.
В общем, решение, что нужно помолиться ещё раз, сформировалось как-то само. Мы снова начали «Царице моя Преблагая» и снова не допели до конца – из кустов вышел человек.
Высокий, бородатый и очень худой, выглядел он откровенно нехорошо. Плохая кожа, потёртая одежда, стоптанные сапоги… Но глаза светились радостным безумием. Это оказался наш товарищ турист, у которого с собой из средств навигации были, если обобщить — «Глобус и GPSка» (в роли глобуса выступала схема района, перерисованная от руки). Где-то в кустах пряталась путешествующая с нашим гостем женщина. Разумеется, мужик заблудился и вышел к нам спросить, где тропа.
И рассказал, что сегодня утром, на этой стороне реки, выше у перевала они встретили о.Дмитрия и Андрея. Живых, здоровых и идущих в сторону приюта.
В общем, мужика угостили салом (женщина так и не вышла из кустов), рассказали куда идти и двинулись дальше, радостно обсуждая, как и что скажем о.Дмитрию, проявившему этакую выдумку в деле поиска потерянной группы, как уйти подальше от района её дислокации.
Радостного возбуждения хватило минут на сорок. Потом стало хуже.
Начался сильный дождь, тропа окончательно пропала, и мы пошли уже просто по азимуту. Трава поднималась выше головы, под ногами хлюпало, сверху лило. У дождевика оказались плохие швы, и мне капало за шиворот. Становилось всё холоднее, каждый шаг сопровождался мерзким прилипанием ледяной мокрой одежды к телу. Хотелось стоять и не двигаться. Без тропы ноги постоянно стучались об какие-то брёвна, невидимые за травой и дождём. Каждые пять минут кто-нибудь падал и долго вставал, а остальные ждали.
Надо было спускаться с перевала, и по карте нас ждало болото. Только километра на три дальше у реки Тайжа-Су нам предстояло найти тропу среди безлесного пространства — и мы уже знали, что это означает густой кустарник, через который трудно и противно продираться, тем более с рюкзаком.
Утомившись, снова сели. Нога болела, все замёрзли и промокли насквозь, а главное — ужасно устали идти наугад.
Я снова пошёл на разведку, в результате упал, отбил себе локоть, промок везде, где ещё мог оставаться сухим, окончательно расстроился и обозлился. На дождь, на больную ногу, на о. Дмитрия, который придумал весь этот план с «догнать другую группу» и теперь небось сидит уже на приюте в тепле, и на себя, утопившего рацию. Всё казалось ужасно глупым и обидным. От радости, что ребята здоровы и целы, не осталось и следа.
Дождь усиливался. Сидеть на месте было глупо. Кое-как встали, пошли дальше.
И снова начали петь молитву — уже скорее от безысходности. Говорить не хотелось, но молчание давило слишком сильно, как этот бесконечный дождь.
И опять не допели до конца. Потому что на «Помози ми яко немощну» вышли на тропу — настоящую, набитую, хорошо видимую тропу в нужном направлении, которая не была обозначена ни на одной из известных нам карт этого района.
Понимаете, это счастье. Сопоставимое с неожиданной премией или ранним наступлением весны. Как победа любимой команды. Как зайти в тепло после ледяной февральской улицы. Как конец рабочей недели, звонок с последнего урока в ненавистной школе.
Внезапно всё стало хорошо.
Мы рванули по тропе почти бегом, насколько позволяли надувшиеся от воды рюкзаки и моя больная нога. Стало легко, захотелось говорить, строить какие-то предположения о том, что ждёт нас на приюте, как там о.Дмитрий и Андрей, как они пережили ночь и день, почему они поступили так, а не иначе. И дождь закончился.
Мы радовались, и решили спеть молитву в четвёртый раз. Понимаете, ну, я мог бы тут сейчас писать о заступничестве Богоматери, о том, что Богу есть дело даже до того, что у меня за шиворот течёт, что я не верю в совпадения и так далее. Но мне надо писать хронику, а не богословский трактат.
И в четвёртый раз мы не допели молитву до конца. Потому что о. Дмитрий и Андрей, дойдя до приюта, оставили там рюкзаки и повернули обратно — искать нас. И нашли уже на излёте пути, через пять минут после сакральных слов — «Ещё километр и поворачиваем обратно в приют».
И дальше был девятикилометровый мокрый марш без единой остановки, потому что надо было успевать до заката, и кусок дороги в полной тьме, потому что не успели, и засыпающие на ходу люди, и роликовая переправа через ревущую реку по железному тросу, и горячая буржуйка, и удобные нары на приюте, и рис с сублиматами, и невероятный, непредставимый в других условиях кайф — переодеться из мокрых ботинок в сухие шерстяные носки.
На вечернем правиле некоторые не могли стоять. Спеть полностью «Царице моя преблагая» мы смогли только утром.
Источник: Блог благотворительного фонда «Предание». Автор: Владимир Берхин.
