Специалисты миссионерского отдела прочли в ДВВКУ лекции о сектах

24 сентября. Благовещенск. БЛАГИНФОРМ — Поводом для бесед представителей Благовещенской епархии с курсантами и преподавателями военного училища стало военное противостояние на Украине, одной из причиной послужила активизация неонацизма и неоязычества. На встречах 22 и 24 сентября также обсуждалась общемировая практика поддержки традиционных культурообразующих конфессий в качестве основы профилактики сектантства.

Секты как политический фактор

Постсекулярная эпоха характеризуется усилением религиозного фактора в жизни общества, что подтвердили недавние события на Украине. Противоборствующие стороны идентифицировали себя по религиозному признаку. Нынешний Евромайдан стал по преимуществу «униатским», поскольку члены Украинской греко-католической церкви (в юрисдикции Папы Римского) наиболее активно выступили в протестном движении за интеграцию Украины в Западную цивилизацию. Евроинтеграцию поддержали также секты протестантской направленности, как классические, так и тоталитарные. Евангелисты и пятидесятники-харизматы не просто установили молитвенную палатку на Майдане Незалежности в Киеве, а «помогали стоить баррикады». Заметно усилилась роль неоязычников. Бойцы батальона «Азов» маркируют себя неонацистской символикой на шевронах, а их командир обещает погибшим рай Вальгаллы, отсылая к смысловым образам германо-скандинавской языческой мифологии[1]. В противовес этому И. И. Стрелков опирается на традиционное православие, ополченцы Донбасса сформировали «Русскую православную армию».

На предыдущем украинском Майдане 2004 года активную роль сыграли пятидесятники-харизматы секты «Посольство Божье» под руководством афро-украинского пастора С. Аделаджи. Начав с «маршей мира», 20-тысячное «Посольство Божье» стало в итоге одной из основных движущих сил «оранжевой революции», а наиболее заметным политическим успехом секты явилось избрание её члена Леонида Черновецкого мэром г. Киева в 2006 году.

По прогнозу доктора наук Р. Силантьева, возможный в будущем российский «майдан» также будет иметь религиозную окраску: «Следующий «болотный майдан» у нас будет именно на базе сектантов, а не хипстеров. Туда вовлекут ультрас, ваххабитов, иных сектантов»[2].

Самой эффективной профилактикой сект является приверженность общества собственным историческим государство- и культурообразующим конфессиям. Например, поддержка традиционного ислама на Кавказе позволила справиться с угрозой экстремистского ваххабизма-салафизма, стабилизировать политическую ситуацию в регионе. Естественная опора государства на исконную государствообразующую религию характерна и для такого демократического государства как Израиль. В израильской армейской столовой висит табличка: «Соблюдай кашрут (предписание о религиозно-дозволенной пище в иудаизме, — прим. авт.), это приказ!»[3]. Во время субботней молитвы все военнослужащие, независимо от религиозной принадлежности, должны встать и надеть головной убор: иудеи – по требованию религиозного обряда, а все прочие – из уважения к их традиции.

Американский политолог С. Хантингтон, которого трудно заподозрить в симпатиях к России, пишет: «Если же Россия примкнет к Западу, православная цивилизация перестанет существовать»[4]. Россия и часть Балканских стран вместе с Грецией обозначены в теории Хантингтона как «православная цивилизация». Это лишь констатация социологического факта: 73% граждан России причисляют себя к православию[5]. Вместе с тем, церковно-государственные отношения в России даже по европейским меркам соответствуют крайне секулярной модели. К примеру, граждане Германии имеют право до 8% подоходного налога передать культурообразующей конфессии, венгры – 1%, итальянцы – 0,8%, испанцы – 0,5%. В России нет церковного налога. В Бельгии, Австрии, Германии, Польше, Литве, Латвии преподаётся «Закон Божий» в средней школе, а в Великобритании, Дании, Норвегии (до 2012 года), Финляндии культурообразующая протестантская конфессия имеет статус «государственной церкви». Положение дел в России обусловлено в большей мере не атеистическим наследием XX века, а навязанным стереотипным представлением об американской секулярной модели церковно-государственных отношений как единственно возможной.