Патриарх Кирилл: «Русская Православная Церковь только в начале пути»

Накануне своего юбилея Предстоятель ответил на вопросы корреспондента «Ъ» Павла Коробкова и рассказал, какие изменения произошли за семь лет его патриаршего служения.

— Что вы считаете самым важным из того, что удалось сделать за этот период?

— Позвольте, я начну со статистики. Если брать период с 2009 года по январь 2016-го, то на 5 тыс. храмов увеличилась наша Церковь, на 10 тыс. увеличилось количество духовенства, на 122 увеличилось количество монастырей. Произошел рост приходов в городе Москве — их стало на 160 больше. Количество епархий в 2009 году 159, сегодня — 296. И количество епископата — 200, сегодня — 361, вот такие сухие цифры. Но я хочу сказать, что каждый этап жизни Церкви был отмечен очень важными достижениями. Если говорить о периоде патриаршества Алексия I, патриарха Пимена, то Церковь сузилась до 6 тыс. с небольшим приходов, до 16 монастырей, но она выжила. Больше того, именно в то время сформировался епископат, способный вести реальный диалог с властями и с внешним миром. У епископата того времени был очень редкий опыт международной работы, работы за рубежом. И вот если бы этого периода не было, то я не знаю, что было бы к 1991-1992 годам, не знаю, что бы от Церкви осталось. Вы помните, что в начале 90-х на нас хлынули полчища различного рода сектантов, миссионеров, и они были полностью уверены, что возьмут всю Россию, потому что им казалось, что в России был духовный вакуум. Но они столкнулись с этими 6 тыс. с небольшим приходов, и с этим духовенством, и с этим епископатом, которые насмерть встали, обороняя наш народ от этой агрессии. И конечно, огромную роль сыграли не только епископат, духовенство, церкви, но и народ, который видел, что Церковь существует. Ведь люди ходили в храмы на Пасху, яйца красили, куличи пекли, это все была связь с традицией. И поэтому когда вдруг эта вся орда на нас двинулась, то народ встал против, больше того, местные руководители — вчерашние секретари райкомов говорили: «Нет, это не наше, мы будем против этого». Вот этого сопротивления никогда не было бы, если бы не сложный период патриаршества патриархов Алексия I и Пимена. Поэтому я думаю, что мы все должны с благодарностью относиться к подвигу служения духовенства того времени. Потом наступил период святейшего патриарха Алексия II. Открылись новые возможности, стали строиться храмы, восстанавливаться монастыри. Было сделано очень много для того, чтобы Церковь обрела инфраструктуру. Недостаточно было 6 тыс. храмов, надо было больше. Нужно было открыть больше семинарий, монастырей, и это было сделано.

— И как в последние годы менялась Церковь?

— За семь лет была предпринята попытка все то, что было сделано раньше, из количественных показателей перевести в качественные. Мы стали задумываться о том, как организовать социальную работу в Церкви, чтобы она проходила от центра, от патриархии через епархии до приходов, до монастырей. Необходимо было усилить миссионерскую, образовательную работу, работу с молодежью, укрепить присутствие Церкви в общественном, в информационном пространстве. Я ведь занимался этими вопросами в 90-е годы и помню, с какими трудностями мы сталкивались, как скукожено было место Церкви, в том числе и в информационном пространстве.

— С чего нужно было начать эту работу?

— Провести некоторые преобразования на уровне центрального церковного управления. Были созданы и реформированы синодальные отделы, у них появилась конкретная повестка дня. Был создан Высший церковный совет, который объединил всех руководителей этих ведомств. Сейчас все вопросы решаются коллегиально. Каждый член Высшего церковного совета знаком с повесткой дня другого учреждения. Происходит координация действий. Решения, которые принимают Архиерейский собор, Священный синод, ставятся под контроль Высшего церковного совета. Этого, конечно, раньше не было в Церкви, поэтому когда принимались даже хорошие решения на соборах, то их никто не исполнял из-за текучки, из-за проблем. Затем нужно было сделать, чтобы все эти импульсы вышли на епархиальный уровень. Поэтому по такому же принципу было построено управление епархиями. Но ведь не на уровне епархий народ живет, а на уровне приходов. Вот эту структуру надо было спустить на уровень приходов. Появились ответственные за социальную, за молодежную работу, образование, миссию, и все это заработало. Но поскольку Церковь управляется епископатом, то без реального участия епископа во всех этих делах никакого успеха не будет. Вот тогда возникла, может быть, самая важная мысль, самая полезная, я думаю,— увеличить количество епархий Русской церкви. Если сравнить с епархиями, допустим, в Греции, где город с населением 20 тыс. имеет своего митрополита, то у нас в некоторых епархиях был один архиерей на 5 млн человек, как это было в Краснодарском крае. Или один архиерей на 10-12 млн человек, как это было в Москве. При всем желании духовно управлять таким большим количеством паствы и организовывать всю эту профильную работу, о которой я сказал, невозможно. Как-то я летел из Якутска в Иркутск, туда самолет летит почти четыре часа. Я подумал, что столько же лететь от Москвы до Лондона. А что под нами? А под нами два архиерея на все это пространство. Конечно, там населения не так много, как в Европе, и дороги не такие хорошие, так тем более — люди-то живут, под нами живут люди, вот в этих таежных поселках, на берегу рек. Они когда-нибудь архиерея видели? Нет, никогда. А архиерей знает, что там священник делает? Нет, не знает. Это как же так? Как же мы можем заниматься образовательной работой, молодежью, как мы можем организовывать работу, если архиерей не в курсе того, что там происходит? И возникла необходимость разукрупнить эти огромные епархии. У нас сегодня, как я уже сказал, 296 епархий в Русской церкви. Некоторые нас за это критиковали, говоря, что увеличивается бюрократический аппарат. А что на самом деле произошло? Архиереи появились в районных центрах. Что такое появление архиерея? Это образование епархиального управления, вокруг архиерея собираются образованные и преданные церковному делу люди, чаще всего из мирян. Создается актив, который вступает во взаимоотношения с местными властями, с прессой, с общественностью, с больницами, молодежными организациями, то есть на принципиально иной уровень выходит церковная работа в районах. Мы сегодня видим активизацию церковной жизни, и это связано в первую очередь с созданием новых епархий и с созданием той самой вертикали, о которой я сказал.

— К чему это привело?

— К тому, что, во-первых, у патриарха появилось больше информации. Мы сейчас знаем, что в Церкви происходит. Причем мы знаем не только с точки зрения статистики и аналитики. Мы видим, что происходит от года к году, как меняется работа в той или иной сфере. Мы можем корректировать эту работу, что и происходит через Высший церковный совет и через Синод. И поэтому, конечно, оценивать что-то сейчас уже можно по той же статистике, но для меня самый главный показатель — это изменение отношения к церкви в нашем обществе. Ясно, что общество разноликое и всегда в нем будут люди, критически относящиеся к Церкви, просто неверующие люди, некоторые по политическим соображениям почему-то не симпатизируют Церкви, это другая тема, не будем о ней сейчас говорить. Но факт тот, что, несмотря на присутствие негативного или безразличного отношения к Церкви, очень значительно увеличился интерес к положительной повестке дня Церкви. Интерес к церкви растет, и происходит это не потому, что мы такие хорошие, а потому, что активность людей, вовлеченных в Церковь, приводит вот к таким результатам. Еще раз хочу сказать, что мы только в самом начале пути.

— С чем вы связываете дальнейшее развитие Церкви?

— Очень хотел бы подчеркнуть важность укрепления соборного начала в Церкви. Архиерейские соборы стали созываться чаще, было создано Межсоборное присутствие, это совершенно замечательный орган, в который входят архиереи, духовенство, миряне, монашествующие. Все соборные документы, важные документы, на которых Церковь основывает свою деятельность, рождаются в недрах Межсоборного присутствия. Когда шла подготовка к Всеправославному собору, мы просили Константинополь опубликовать как можно быстрее проекты документов, чтобы с ними мог народ ознакомиться, нам ответили: «Нет, нужно эмбарго держать до начала собора». Мы спросили, почему. «Будет дискуссия»,— ответили нам. Так слава Богу, если она будет. Я привел им пример, как работает у нас Межсоборное присутствие. И вам расскажу. Готовится документ, который потом публикуется в интернете. Пишите по его поводу что хотите. Причем среди этих шумов есть серьезные сигналы, которые учитываются в работе над текстом. Мы считаем это очень важным, потому что в обсуждение документов, имеющих общецерковное значение, вовлекается общество. Этого нигде нет, ни в одной Церкви. Я это очень ценю, потому что мы снимаем часто напряжения, которые возникают в том случае, если работа над церковной позицией проходит в камерном масштабе или под грифом «секретно». Мы разрушили старые подходы, стали совершенно открыты, чтобы любой человек принимал участие в формировании общецерковной повестки дня и позиции. Вот это, по милости Божией, удалось сделать за последние годы.

Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсант