Можно ли православному человеку обращаться к психологу?

Мешает или помогает психотерапия аскетической практике? Как отличить уныние от депрессии? Какие методики есть для преодоления раздражительности? Об этом в интервью Анне Ершовой рассказывает практикующий психолог, ректор Института христианской психологии протоиерей Андрей Лоргус.

— Сегодня понятие «православная психология» уже прочно вошло в нашу жизнь и, вроде бы, им никого не удивить. Тем не менее, нередка такая реакция на слово «священник-психолог»: а зачем священнику быть психологом? Зачем Церкви, имеющей тысячелетний опыт аскетики, какая-то «наука о душе»? Как бы вы ответили на такие недоумения?

– Действительно, для современного русского православного человека не очевидно соотношение аскетики, психологии и психотерапии. Замечу, что большинство людей, которые об этом вопросе говорят, не интересуются психологией как таковой, их интересует психотерапия, потому что именно психотерапия наделала столько шума в истории человечества. Об опасности того, что психотерапия занимает место аскетики и в том числе покаянной практики, первыми в начале XX века заявили католики, когда узнали о методе психоанализа Зигмунда Фрейда. Заметный всплеск интереса к психоанализу произошел в 1908-1910 годах, когда многие католики, практиковавшие частную исповедь, стали ходить к психоаналитикам и заявили своим духовникам, что теперь им частная исповедь больше не нужна. С той поры прошло уже более ста лет, и за это время было написано на эту тему чрезвычайно много.

Подытожу: разумеется, аскетика и психотерапия – совершенно разные практики; они направлены на разные предметы, но у них есть, действительно, много общего, потому что и та, и другая призваны помогать человеку. И та, и другая подразумевают развитие личности, и та, и другая являются практиками себя, как принято сейчас говорить словами Мишеля Фуко. Но надо понимать, что аскетика – древнейшая практика, а психоаналитике всего около ста лет. И, разумеется, несопоставим опыт психоаналитики и аскетики – и христианской, и иудейской, и исламской, и индуистской, и буддистской, и общечеловеческой (аскетика существует и вне религии: аскетика спортсмена, аскетика воина – солдата, офицера, моряка или летчика, аскетика балерин)… Конечно, у аскетики несоизмеримо бо́льшие опыт, авторитет, имидж, влияние на культуру в целом и на человека в частности. А у психотерапии авторитет еще довольно небольшой и влияние на культуру только начинается, однако она была последние сто лет модной и развивалась взрывным образом, поэтому о ней сейчас много говорят и видят в ней большую угрозу.

Но, конечно, психотерапия может угрожать только человеку недалекому, человеку, который, получив в руки компьютер, провозгласил, что ему больше не нужна книга. Или человеку, получившему в руки телефон и заявившему, что личные встречи ему больше не нужны. Для того, кто так думает, действительно психотерапия опасна, раз он предполагает, что теперь ему исповедь не нужна, а нужен только психолог.

Исповедь: консультирование по любым вопросам?

– То, что сейчас происходит в русском православии с исповедальной практикой, – очень интересно и динамично: еще 25-30 лет назад частной исповедальной практики в Русской Православной Церкви практически не существовало (за исключением двух-трех личностей священников), а существовала общая исповедь. Сейчас же мы, в основном, говорим о частной исповедальной практике, а общей исповеди практически не осталось. Смотрите, какое потрясающее произошло изменение: общая исповедь могла 25-30 лет назад удовлетворить духовные нужды человека? Разумеется, нет. И то, что произошло сегодня с развитием частной исповедальной практики, открыло совершенно новую реальность перед бывшим советским человеком – реальность духовного общения со священником. И в этой реальности смешались многие жанры, в том числе пастырская беседа, исповедание помыслов, частная исповедь, духовные вопросы, обсуждение мистических, в том числе и психологических, проблем.

Сейчас в частной исповеди можно услышать запросы и на педагогические, юридические темы, например, нередко приходят люди и спрашивают: как поступить с разводом, с разделом квартиры, подавать ли в суд и так далее. Встречаются запросы экономического характера: оплатить ли налоги, а как лучше разделить деньги, как вести бизнес. Встречаются семейные психологические проблемы: как построить отношения со свекровью, как построить отношения с зятем. Все это приносится на исповедь. Под видом частной исповеди совершается некое консультирование по всем вопросам бытия человека.

И это, конечно же, провокация со стороны человека по отношению к священнику, опытный священник ее умеет отражать: «Извините, здесь мы говорим о покаянии, все остальные вопросы давайте вынесем за пределы исповеди, это будет уже беседа». А неопытные священники, к сожалению, отразить такие провокации не могут, и у них исповедь превращается в беседу, консультацию, иногда даже диспут. Либо батюшки на исповеди читают длинные монологи на самые разнообразные темы, либо исповедующиеся доказывают, что они жертвы, а не грешники. Но это уже, извините, не исповедь, это уже совершенно другое.

Так вот, если православные священники, с опасностью глядя на психотерапию, подразумевают, что именно такие беседы они будут вести все меньше и меньше, то они правы. Я думаю, что постепенно наша Церковь взрослеет, пройдя период своего неофитства после освобождения. Я думаю, что наши прихожане становятся все более опытными и образованными: у них за плечами и воскресные школы, и различные институты и курсы, и паломничества и общение с опытными монахами и священниками, и они уже сами понимают, что исповедь – это исповедь, а психотерапия – это другое. Думаю, постепенно баланс восстановится, исповедь будет только исповедью с отпущением грехов, а беседа священника будет пастырской или духовнической беседой. А вот по поводу психиатрической, психологической, экономической, юридической проблем прихожанин пойдет к соответствующим специалистам.

Грех уныния или послеродовая депрессия?

— Как человеку, который идет на исповедь, разделить свои проблемы на такие составляющие: грех это или психологический «перекос»? Например, самый частый пример – как отличить уныние от депрессии, которая лечится уже только медикаментозно? Речь, в частности, о послеродовой депрессии.

– Чтобы такую границу вовремя заметить, чтобы не пропустить начало серьезной проблемы, надо иметь некую психологическую грамотность, потому что грех уныния – это одно, депрессия как психологическое состояние – это другое, а клиническая депрессия как личностное расстройство, которое надо лечить, – это третье. Важно знать, каковы симптомы и признаки того и другого, можно об этом почитать в интернете и повысить чуть-чуть свою гражданскую и общечеловеческую грамотность. Причем почитать, ничего не отрицая, потому что если православный христианин отрицает психологию по своим идеологическим соображениям, то, значит, он отрицает некоторый важный для себя опыт и знания. И это может обернуться для него печальными вещами. Точно так же, как, скажем, в XIX веке отрицали необходимость мыть руки или не общаться с больными холерой, или брать воду в чистом источнике, а не в общезараженном, – и получались массовые эпидемии. С унынием и депрессией примерно то же: каждый человек со школы должен знать, что есть определенные симптомы, и если он их у себя наблюдает, то нужно обращаться к специалистам.

Симптомы простые: потеря аппетита, потеря сна, трудности при вставании утром на работу, устойчивое нежелание работать. Понимаете, не просто потеря смысла, а «не хочу ничего делать и не могу себя заставить». Причем к психологу можно идти, когда человек теряет смысл жизни, в том числе семейной жизни, в том числе родительства. А когда женщина приходит ко мне на консультацию и говорит, что сегодня чуть не убила своего ребенка со злости, то тут к психологу обращаться уже поздно. Если у многодетной матери не в первый раз возникает немотивированная агрессия на детей, она должна бить тревогу. Это не просто грех (грех есть, конечно), но уже тяжелое психическое состояние, с которым нужно идти даже не к психологу, а к психиатру.

Давайте возьмем случай попроще. Обращается женщина ко мне после службы и говорит: «У меня проблемы, я сейчас на исповеди покаялась энный раз, но понимаю, что этот грех опять меня настигнет, – я необыкновенно раздражаюсь на мать и грублю ей». Стали разбираться. Конечно, она каялась в грехе раздражительности, в грехе грубости, но причиной этих проявлений было необыкновенное внутреннее раздражение, которое требовало психологической работы. С раздражением психологи работать научились и могут научить этому каждого человека. Самые простые рекомендации заключаются в том, что человек должен найти причину раздражительности, и тут самое важное – это неудовлетворение своих насущных психофизиологических потребностей. А именно: если человек вовремя не ест в достаточном для него количестве; вовремя не пьет воды столько, сколько нужно лично ему в сутки; не вовремя ходит в туалет, а все время терпит; не высыпается, а спит урывками; если у человека нет выходных и нет достаточного отпуска, как это полагается; если он не лечится, а у него болезнь, которая его мучает, – вот тогда неизбежно накапливается внутреннее психофизиологическое напряжение. Я назвал несколько источников напряжения, а их, на самом деле, гораздо больше: психологические и личностные факторы. Напряжение рождает раздражение, раздражение рождает агрессию.

Если человек не понимает, что с ним происходит, то это еще один грех, в котором ему нужно каяться: грех пренебрежения собой. И когда мы с этой женщиной немножко поработали, то она сказала: «Что ж, мне теперь надо каяться еще не только в том, что я маму обидела, а и в том, что я собой пренебрегала, в том, что я накопила такое количества напряжения?» Оказалось, что небольшой психологический анализ не только не уменьшил грех, а умножил; оказалось, что каяться нужно в этом, в другом и в третьем. Это я говорю по поводу опасения, что люди вместо исповеди пойдут на психотерапию.

Психотерапия не отменяет исповедь, а, наоборот, к ней готовит, наоборот, раскрывает новые аспекты, в том числе аспект ответственности за себя и свое здоровье.

«Полюби себя» –  хорошо для психотерапии, но плохо для покаяния?

— А как быть с самоуничижением, это для покаяния, вроде бы, хорошо, а для самооценки – плохо?

– Наша христианская вера, особенно православная, которая имеет уже достаточно хорошо разработанную и сформулированную антропологию, дает нам несколько важнейших истин. Первая заключается в том, что мы все чада Божьи. Вторая – что мы все есть образ Его и подобие. Стало быть, мы личности, к которым пришел Христос спасти от греха и смерти. Мы искуплены дорогой ценой, как пишет апостол Павел, и это – третье. Только эти несколько простых антропологических и, в том числе, догматических утверждений не позволяют низко думать о человеке, о себе самом и о других. Апостол Петр говорит: «Вы род священный, царское избрание», поэтому ни о каком самоуничижении в догматическом смысле тут нет и речи, христианин просто обязан мыслить о себе и о другом как о высочайшем христианском образе.

Однако в жизни мы допускаем ошибки, мы грешим, у нас есть страсти, с которыми мы не всегда можем справиться, пороки, которые нас мучают. Но все это – грехи, от которых мы можем избавиться и которые нашего достоинства не умаляют. Какой бы человек ни был грешник, какой бы ни был преступник, алкоголик, вор, казнокрад, лжец, это не умаляет его достоинства, он есть образ и подобие Божье, ради него Христос пришел на землю, чтобы и его спасти. Таким образом, я твердо исповедую его достоинство и свое достоинство. Это нисколько не мешает мне замечать и свои грехи, и свою высоту. Одно другого не отменяет, одно с другим не смешивается. В нас есть и то, и другое.

Любовь к себе как образу и подобию Божьему есть прямое следствие исповедания христианской веры. Любовь к себе не сводима к самолюбию и любви к страстям и грехам, к пороку или страстям!

Вот и все, и здесь нет места самоуничижению, более того, самоуничижение есть грех, потому что исповедание наше: «Я есть человек, я есть чадо Божье, я есть образ Христов, и поэтому-то я и стремлюсь к спасению, то есть к защите этого образа. Я стремлюсь этот образ привести в достойное положение».

— Часто психологи советуют разобраться в себе, познать себя, но, как кажется, если долго заниматься собой, разбираться, «чего я хочу, что я собой представляю», то тоже можно уйти в какую-то не ту сторону.

– «Познай себя» — это древний принцип, который нисколько не противоречит святоотеческой традиции, уже в «Лествице» мы находим четкое указание: без самопознания покаяния быть не может. Самопознание – это необходимое условие аскетической практики, оно ведет человека к познанию своих потребностей, своих слабых сторон, своих страстей. А как иначе корень страстей вырвать, если ты в себе не разбираешься?

Другое дело, что существует такое болезненное самокопание, в котором человек не видит цели и продолжает, как бы боясь выйти за пределы самого себя. Но это совсем другое, здесь человек прячется в себе, скорее, от жизни. И это уже не познание себя, а ловушка, внутреннее бегство, внутренняя амнезия – постоянно заниматься бесплодно своими внутренними ощущениями, не делая выводов, не приходя к покаянию, не находя в себе сил для действия, для молитвы, для развития. Это – да, грех; а настоящее познание себя – это условие успеха аскетической жизни.

Семья: жертвенная любовь или принцип диалога?

— Отец Андрей, возьмем отношения мужа и жены. Какие здесь возможны противоречия между психологией и традиционным учением Церкви? Ведь психология – за равноправие, а Церковь – за иерархию, так?

– Не согласен, все-таки и психология за иерархию тоже, потому что сама природа супружеских отношений никакого равенства под собой не подразумевает. Мужчина не равен женщине, и женщина не равна мужчине, поэтому и распределение функций не носит симметричного характера. Другое дело, что надо различать такие вещи, как семейные роли: есть антропологические роли, есть невротические роли. У них разное назначение. Конечно, у этих ролей есть функционал, и он не является жестким, а может меняться, может передаваться от одного к другому.

Что касается главенства как духовного лидерства, то оно, конечно, связано с мужчиной, однако в определенных социальных кризисных ситуациях его может принимать на себя и женщина. Примеров этого в истории человечества достаточно много: война, потеря кормильца, когда именно женщина берет на себя определенную часть мужского функционала, в том числе и духовного лидерства. Но в нормативной ситуации, в мирное время, если мы живем без всяких потрясений, роль духовного лидерства принадлежит мужчине.

— Как в семейно-супружеских отношениях различить жертвенную любовь и зависимость, о которой вы очень хорошо говорите в третьей главе своей новой книги «Влюбленность, любовь, зависимость»?

– Довольно просто: в невротической жертвенности есть всегда иной умысел. Невротику кажется, что если он жертвует себя другому, то на самом деле получит что-то взамен. Кроме того, когда невротик чем-то жертвует, он настолько искажает ситуацию этого «добра», что «добро» становится тяжелым, навязчивым, его не принимают. Как часто говорят при этом: «Я столько делаю для тебя, а ты никогда не скажешь спасибо!» И партнер думает в ответ: «Ох, как же мне сказать тебе уйти отсюда, не делать мне ничего хорошего, я без тебя обойдусь».

Для таких случаев очень хорошо помогает фраза владыки Антония Сурожского, когда он разговаривал с женщиной, жалующейся на свою юную дочь: «Иногда люди в таких отношениях, которые вы описываете, отвечают – пожалуйста, люби меня чуточку меньше». Невротическая любовь, невротическая жертвенность – как клещ, она будто бросается на шею: «Я сейчас тебя залюблю!» То есть: «Я тебе сейчас так пожертвую, так пожертвую! Ты никуда от меня не денешься»… Вот такая невротическая любовь, которая сопровождается насилием над другим человеком.

А подлинная жертвенность, которая всегда есть в любви, приносит человеку внутреннюю радость. Тот, кто жертвует, чувствует благодарность за то, что он это делает, но при этом ему самому ничего не нужно взамен, здесь не возникает напряжения и ожидания того, что его жертву заметят, оценят и отблагодарят. Подлинная жертвенная любовь «не ищет своего», как пишет апостол Павел, именно поэтому тот, кто по-настоящему любит, никогда не упрекнет другого: «Что же ты, я столько для тебя делаю, а ты…» Вот это хорошая проверка: если люди, которые считают, что они жертвенно любят, вдруг кого-то попрекнули своим «добром», значит, эта жертва не была от любви, а была от недостаточности, от зависимости.