Благовещенск в августе 1900 года: свидетельства о событиях

В тот год Благовещенск сравнивали с Севастополем. «Со времен Крымской войны ни один российский город не подвергался бомбардировке!» — писали газеты начала двадцатого века. Чтобы вот так, без объявления войны расстреливали не военный лагерь, а мирный город – такого уже давненько не было. Чтобы такой обстрел «в упор» обошелся без крупных разрушений и жертв среди мирного населения – такого не было никогда.

Автор: Анна Черник Почему напали китайцы О «восстании боксеров» (ихэтуаней) в Китае написано много. Если пересказывать коротко, то началось оно более чем за год до нападения на Благовещенск. Появились партии китайцев, недовольных вмешательством зарубежных государств (в первую очередь, Англии) во внутреннюю политику Цинской империи, начались локальные восстания против иностранцев, а потом и убийства. Россия сначала поддерживала позиции европейских стран (как-никак братья-христиане), затем была уже «лично» втянута: повстанцы разгромили Русскую духовную миссию на севере Китая, притесняли русских строителей железной дороги. Начались гонения на китайцев-христиан. Мирный май В Благовещенске получали «корреспонденции» о ходе военных действий. Поскольку смута на тот момент длилась более года, к этим известиям привыкли – «мол, всегда у них неспокойно!»

И даже когда 11 июня 1900 года пришло Высочайшее повеление о приведении войск Приамурского военного округа на военное положение, никто не подумал, что речь идет об опасности именно здесь, в Благовещенске. И горожане-обыватели, и военные понимали, что будет мобилизация — то есть сбор войск для отправки туда, где шли военные действия. Наши войска должны были прибыть к Харбину – а это очень далеко от Благовещенска: если только на лошадях скакать, и то больше двух недель езды!

Крестьяне были недовольны: мобилизация пришлась на время страды, поэтому они терпели убытки, бросая поля необработанными. Поэтому случались нападения на тех китайцев, которые жили и работали тут же, в Благовещенске. Однажды злые пьяные русские избили мелких торговцев: «Из-за вас, твари, идем кровь проливать!» Из-за этого военный губернатор области распорядился закрыть все питейные заведения (знакомо, да?) и издал указ о строгом наказании за нападения на китайских обывателей.

29 июня войска покинули Благовещенск. На нескольких пароходах и баржах они отправились в Хабаровск, уже оттуда – в Харбин. Отправка была праздничной: на пристани провели молебен – «в присутствии командующего войсками области, военного губернатора, чинов от городской администрации и простого люда». Под народный гимн и крики «ура!» пароходы тронулись. «На том берегу высыпали маньчжуры, с любопытством взирая на невиданное зрелище русского военного торжества.

Провожающие горожане наши шли по берегу, пока не скрылась последняя баржа», — так описывали тот день в брошюре 1901 года, посвященной нападению. Стало страшнее Войска ушли. В городе остались 7 пушек, 2 роты и 3 взвода военных, причем половина из них не была вооружена. В это же время на другом берегу Амура, наоборот, стали скапливаться войска, рыли окопы – об этом рассказывали очевидцы, которые ездили в Сахалян (так тогда называли Хэйхэ) по делам. Да, в принципе, и «вечернюю зорьку» с той стороны – армейские сигналы, которые давались на дудке – в Благовещенске слышал каждый.

Забеспокоилось китайское население нашего города. Некоторые торговцы сворачивали лавочки, требовали уплаты долгов, переводили рубли в золото и переправлялись к себе. Китайские рабочие уходили с приисков, иногда они шатались по городу и шумели.

Но самыми, наверное, страшными, были предупреждения от доброжелательных китайцев. Те, кто долго служил у русских (поварами, няньками, подмастерьем) шептали: «Скоро плохо будет».

Поползли слухи, что маньчжуры вот-вот нападут: «мужчин вырежут, а женщин заберут в услужение». Трудно было отличить, где паника, а где серьезная информация – среди «желтых» слухов тонули предупреждения образованных китайцев, работающих с русскими золотопромышленниками: те прямо сказали своим деловым партнерам, что в первых числах июля ожидается нападение. Как писали в очерке «Военные события прошлого лета на Амуре» (1901 г.), никто не верил, что «обычно трусливые маньчжуры» совершат что-то опасное. Большинство жителей от слухов отмахивалось. Тем более что китайская администрация, наоборот, подчеркивала дружеские и долговременные отношения с русским соседом: например, за месяц до нападения перевела 1000 лан серебра (примерно 2 тысячи рублей) на устройство в Благовещенске русской школы для китайцев. Потом об этом вспоминали как об «азиатской хитрости». Как готовились Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что Благовещенск не защищен и что об этом известно соседям. Крестьяне Зазейского района сами организовали отряд и даже начали заниматься строевой подготовкой (среди них нашлись служивые).

Военные, оставшиеся в городе, в том числе казаки, назначили караулы (по 3 человека), которые контролировали сохранность телеграфной линии и дровяных складов на пристани. 1 июля напротив Айгуна (так назывался небольшой городок примерно на 30 км южнее центра Сахаляна; сейчас это поселок на территории района Айхой городского округа Хэйхэ) китайцы напали на пароход «Михаил».

Случайно рядом оказался еще один наш пароход – совместными усилиями наши выбились из-под огня и с ранеными прибыли в город. Это уже были не слухи… 2 июля военный отряд, который был в Благовещенске, отправился за Зею – туда, где было нападение на пароход. Там началась перестрелка, вроде все серьезно. Город остался вообще без защиты. Начало обстрела Было воскресенье. Вот как описывает этот день очевидец: «Было много движения: когда все сидящие в магазинах и в мастерских, в школах и канцеляриях, и даже просто дома, словом – вся городская «публика» показывается на улице, по пути в храм или из храма, в гости, в ресторан, в сад, на бульвар и проч».

Был очень теплый и ясный день, дул сухой ветер, давно не было дождика. В других воспоминаниях описано еще радикальнее: «Жары стояли невыносимые. Амур и Зея обмелели». Запомним этот факт: «жары» стояли невыносимые.

В 6 часов 35 минут пополудни вдруг раздался ружейный залп, за ним другой, третий. За ними орудийные выстрелы. Стреляли вдоль всей линии китайского берега. Бывшие на пристани, на бульваре, на Набережной и Большой улицах в паническом страхе, кто куда мог, бросились без оглядки. С криками: «Китайцы переправляются!» люди бежали по улицам. Извозчики – баз пассажиров, не останавливаясь, вперед всех ускакали за город. Тогда многие бросились именно туда – в противоположную сторону от обстреливаемой.

Одни бежали, как были. Другие забегали домой, хватали семью (кое-кто даже успел покидать пожитки на телеги) и – туда же, в кусты, в поле. Третьи – кто еще с утра записывался в вольные дружинники – бросились в управу, за ружьями. Однако ружей на всех не хватало. Прямо тут же, в управе, начались споры и свалки, многие силой вырывали ружья друг у друга.

Кто-то крикнул: «В ломбарде есть ружья!» Толпа мужчин бросилась в ломбард, собрались ломать замок. Кто-то сказал, что у Чурина раздают ружья. Побежали к нему. Но у того было всего 50 ружей. Те, кому не досталось, кинулись по магазинам (в городе было много лавочек, где продавали все, необходимое в лесу и на охоте). В одних магазинах ружья скупали за несусветную цену. В других просто ломали двери и разбивали окна, вытаскивая, что есть. Интересно, — отмечают очевидцы, — что большинство тех, кто добыл ружья, бросились не к берегу – встречать врага, а туда же, куда и все – за город, в кусты. Думается, что инстинкт, диктующий сохранить себя и свою семью, сильнее гражданского долга.

Впрочем, ближе к ночи добровольцы подтянулись к набережной. В это время за городом прямо на голой земле целые семьи располагались на ночь. Было тяжело – большинство не захватило даже еды. Жгли костры, в каких-то жестянках грели воду. Боялись всего: мимо идущих китайцев, «лихих» людей, слухов и просто заболеть (дети же). Некоторые владельцы домов, стоящих с «той» стороны города (самой далекой от набережной) пригласили беженцев к себе – те легли в коридорах прямо на полу. (Через несколько дней эти люди постепенно вернулись в город).

Обстрел затих к ночи. В первый день оказалось трое убитых (среди них женщина с ребенком) и шестеро раненых. А вот здания крупных повреждений не получили: одно из ядер повредило трубу и стену гостиницы «Россия» (сейчас в этом старинном доме на набережной находится Благовещенский проектный институт и кафе). А так – патроны, снаряды и просто ядра усыпали улицы, разрывались на перекрестках и площадях.

Жители понимали: одного (!) выстрела достаточно, чтобы поджечь город: вспомним, что «жары стояли невыносимые», дул сухой ветер. А постройки (кроме нескольких) – деревянные! Ждали пожара в первый же час. Осада Так мирный Благовещенск оказался на осадном положении. К ночи подтянулась примерно 1000 добровольцев (позже постоянных добровольцев было 700, остальные не приходили). Стали рыть окопы и ложементы (неглубокие окопы или просто насыпи для стрельбы лежа или с колена).

Береговую линию города разделили на 6 участков, распределили по ним людей. Военный губернатор генерал-лейтенант Константин Грибский приказал к каждому участку прикрепить по офицеру, чтобы помог правильно организовать дежурства и научил стрелять тех, кто не умеет, и вестовому казаку.

Журналисты «Амурской газеты» (женщины) следили за развитием событий с крыши редакции. Они же сохранили пофамильные списки всех добровольцев. В списках указывалось, кто с чем пришел – этот с винчестером, этот с берданкой, этот с револьвером, этот с дробовиком. Реже встречаются такие названия, как «пибоди», «крынка», «игольчатка» (разновидности винтовок). Тут же записывали количество патронов, которые люди принесли с собой. От нуля до трехсот. Очень часто – пять штук, десять. Боеприпасов было мало. Поэтому нашим приказано – стрелять только прицельно. То есть китайцы наш берег «поливают», русские в ответ делают лишь одиночные выстрелы.

Очевидцы вспоминали, что очень в те дни отличились охотники, спиртоносы, занимавшиеся контрабандой спирта, и вольные золотоискатели — они должны были уметь за себя постоять.
Войска (плохо вооруженный малочисленный отряд) вернулись из-за Зеи к вечеру 3-го.

Ответный обстрел русских был «удачнее» — на том берегу горели фанзы, подожженные нашими орудиями. Чтобы избежать пожаров на нашей стороне, полиция расклеила объявления: всех домовладельцев обязали иметь рядом с домом бочку, полную воды (чтобы сразу погасить возгорание).

Были устроены три наблюдательных пункта – на пожарной каланче, колокольне Никольской церкви и в новом Шадринском соборе (он был самым высоким зданием в городе). Наблюдатели следили за китайским берегом (чтобы сообщить, что где-то началась высадка «десанта») и за нашим – вдруг что-то загорится.

Шадринский собор был связан с администрацией телефонной линией (новинка!). За ней следили особо – несколько раз пули обрывали провод.

Все боялись не просто пожара. Все были уверены: китайцы ждут, когда город загорится, чтобы под панику напасть. А поскольку защитников нет (войска-то ушли!), то любое нападение – это наш проигрыш. Поэтому каждый пожар мог привести к самому страшному. Из воспоминаний Екатерины Елец, горожанки: «Когда закрапал дождик, я упала на колени прямо на улице: помиловал Господь наш город, значит!» Дождик пошел 6 июля. И до 19-го – конца осады – выпал еще несколько раз. Но первый четыре дня – самые страшные, напряженные – были сухими, жаркими и ветреными.

В эти же дни боялись еще одной напасти: нападения изнутри, от маньчжуров, которые жили на нашей стороне. В китайском квартале были найдены прокламации ихэтуаней – плакаты, на которых нарисован огромный китаец с ножами в руках. Рядом – иероглифы. Их перевели и выяснили, что на ночь с 3 на 4 июля намечено вторжение китайских войск.

Плакаты призывали мирное китайское население способствовать нападению. Так же ходило много слухов о том, как именно обрабатывали «боксеры» мирных китайских жителей. Вся их агитация (в пересказе слухов) сводилась к одному: убей русского.

Рассказывали страшилки о найденных ножах, петлях, винтовках и патронах. В том числе были и факты: полиция останавливала на улице вооруженных китайцев. Поэтому на следующий же день после нападения казаки собирали всех китайцев, которые еще не покинули город.

Более двух тысяч человек согнали в район Верхблаговещенска. Тут же встал вопрос: как их кормить, где держать и кто будет охранять, если и так нет людей? Было принято решение: отправить китайцев вплавь на ту сторону.

Через год «Амурская газета» с грустью писала: «Не будем обсуждать теперь, правильным ли было это решение…» Конечно, большинство китайцев тонуло прямо на глазах. Единицы доплыли. Говорят, их там порубили свои же. Отряды активных горожан начали обыскивать дома – искали китайцев, которые прятались сами или которых могли бы прятать русские.

Была истерия. Били окна и взламывали двери тех домов, в которых хозяева отказались пустить чужаков для обыска. Почему отказывались – тоже можно понять. Под шумок общей истерии начался грабеж. Некоторые кричали, что ищут китайцев, но при этом просто хватали все, что видели. И били тех, кто им препятствовал (например, глава семьи лежит в ложементе на берегу – стреляет, защищает город, а дома осталась его жена с тремя детьми. Вот ее-то и легко было обидеть тем, кто под шумок пошел мародерствовать. Такие случаи также описывались очевидцами).

А еще грабили китайские дома и лавочки. На следующий год журналисты рассуждали письменно: мол, выглядело это не хорошо, но они же первые напали, а «на войне добыча принадлежит победителю…»

Интересный штрих: скот, который принадлежал китайцам Зазейского поселка, разбежался в разные стороны. А животным, понятное дело, надо что-то есть. Они ели без разбора – начали с полей своих хозяев, дошли до полей, посаженных русскими. Так на голову администрации свалилась еще одна проблема: надо спасти урожай. Город-то на осадном режиме, ни один пароход не подойдет, уже возникли вопросы о том, что кончается продовольствие…

Администрация разрешила отлов ничейного скота: смог поймать – забирай себе на ужин.
Люди Как всегда – в сложных жизненных ситуациях из людей «вылезает» разное. Из одних – героизм, мужественность, милосердие, терпение. Из других – подлость.

Анастасия Юдина – единственная женщина, которая удостоилась награды за защиту Благовещенска в 1900 году. Когда мужчины из добровольцев отказались собрать лодки из нескольких точек вдоль берега Амура и стянуть их к Верхне-Благовещенскому поселку (уже 4-го июля начали готовиться к переправе через Амур – на всякий случай), молодая мать троих детей, как была, в платье, кинулась в реку.

Понятно, почему мужчины боялись тогда – ведь нужно было не за укреплениями, а прямо под пулями, на виду у китайцев, две версты плыть в лодке, ворочая веслами, медленно, с грузом… За Анастасией кинулась ее подруга, Евдокия Катышева. За ними – один парень, из поляков, имя неизвестно. Вначале втроем, затем – вдвоем (Евдокию отправили домой, ей плохо стало) они стянули лодки. Почему эта история не только о героизме, но и о подлости?

Потому что пока женщины плыли, с набережной несколько человек выкрикивали им оскорбления и смеялись. Когда Анастасия Юдина (с простреленной юбкой) вернулась, офицеры и казаки прокричали ей троекратное «ура». А компания на берегу продолжила оскорблять – дразнили за то, что она идет, путаясь в мокрой юбке, «как пьяная».

Через десять лет после этой осады к ней приехал сибирский писатель – записывал воспоминания, которые и дошли до нас. Переправа, к слову, именно на этих лодках и плотах состоялась. Но позже, после 20 июля, когда в город пришло подкрепление. Перелом Так прошла неделя, семь дней под градом пуль, картечи и ядер. Человек ко всему приспосабливается: благовещенцы выучили расписание китайской бомбардировки (обстрел велся с утра и до вечера, с перерывом на обед и ночь, но ночью бывали одиночные выстрелы). Открылись магазины. Люди начали гулять. Общая опасность всех сблизила, атмосфера стала теплее, паника и истерия кончились. Тем более что скоро стало известно, что из Хабаровска идет пароход с боеприпасами, а из Забайкалья – несколько барж с новобранцами.

После первого дождика уровень воды в Амуре и Зее стал подниматься, что увеличило шансы на прибытие подкрепления.

9 июля привезли первые боеприпасы (команда парохода, кстати, проявила чудеса мужества и ловкости: шли ночью так, чтобы лопасти не хлопали по воде, а из трубы не вылетали искры – то есть бесшумно и невидимо… Везли ведь взрывоопасный груз, один выстрел с китайской стороны – весь пароход на воздух).

С того дня и до 19 июля в город подтянулись несколько военных частей из соседних областей. Добровольцев распустили по домам. Теперь воевали военные.

Сначала усилили обстрел, затем подготовили и провели операцию: отвлекли внимание противника на одном участке, а в это время на другом переправились и начали войну уже на том берегу. Сначала наши войска вошли в Сахалян, потом дошли до Айгуна.

В Айгуне была серьезная битва, в результате этот городок был стерт с лица земли. Участие русских войск в войне с ихэтуанями продолжалось до сентября 1900 года.

Но благовещенское испытание кончилось уже 20 июля (по новому стилю — 2 августа). Потом были похороны и панихиды. Была раздача георгиевских крестов. Были благодарственные молебны и обещание построить собор Пресвятой Богородицы в память о чудесной защите города, который мог пасть за полчаса (жара – то есть возможен был пожар от первого же выстрела – и отсутствие защитников), но чудесным образом продержался 19 дней.