Матушка Даниила: иконописец, архитектор, игуменья
Автор: Татьяна Белоусова
До недавних пор свои представления об игуменьях амурчане могли составить лишь по книгам и фильмам. Пообщаться с настоятельницей женского монастыря «вживую» в отдалённом от центра регионе стало возможным с приездом монахини Даниилы (Мясниковой), которая оставив родную Покрово-Тервеническую обитель, прибыла в Приамурье, чтобы возглавить строящийся в селе Среднебелая женский монастырь в честь Албазинской иконы Божией Матери. Путь был неблизким не только географически.
Родилась и выросла она в Санкт-Петербурге. Воспитывалась в рядовой советской семье, где нецерковные родители к Церкви питали уважение. Способности к рисованию проявились в детстве. После школы поступила в Ленинградское художественное училище им. В. А. Серова (ныне Санкт-Петербургское художественное училище им. Н. К. Рериха) на отделение дизайна. Особого призвания к профессии не испытывала, просто решила плыть по течению, туда где понятно и удобно.
К восемнадцати годам появилась жажда чего-то более возвышенного, чем повседневный материальный мир. Начались поиски смысла жизни в движениях от панков до хиппи, на вкус пробовалось все: рок-музыка, туризм, экстрасенсорика. В какой-то момент возник интерес к Православию.
Первые шаги в храме сейчас вспоминаются с улыбкой. К священнику подойти страшно, интернета и хорошей литературы не было, самым главным информационным источником для новоначальных становились церковные бабушки. Эти негласные авторитеты щедро снабжали неотёсанную молодёжь, как необходимыми знаниями, так и церковным фольклором. Отделить истину от суеверий было сложно, но свечки ставить, креститься, исповедоваться и причащаться всё же как-то научилась.
Где-то услышала, что бывают духовные отцы: священники, с которыми можно постоянно общаться, задавать им вопросы и получать мудрые ответы. В поисках такого наставника и прихода, который станет своим, студентка-дизайнер начала путешествие по храмам северной столицы. Поиски увенчались успехом, когда попала в только что открывшуюся церковь святых мучениц Веры Надежды Любови и матери их Софии, где настоятелем служил иеромонах Лукиан (ныне епископ Благовещенский и Тындинский Лукиан (Куценко)).
Приходская жизнь впервые по-настоящему захватила. А дома со стен стали исчезать портреты рок-музыкантов. Не сразу. Сначала появилась одна маленькая икона Спасителя, которая почему-то стала вытеснять всё остальное. Так в комнате отставного неформала остались одни иконы, а фото недавних кумиров были розданы друзьям и убраны в дальний ящик.
Благодаря отцу Лукиану, девушка узнала, что оказывается в церкви можно работать. Быть не просто посетителем, а приложить частичку себя, своего таланта, своих умений. Молодых людей он обычно встречал вопросами: «Чем вы занимаетесь? А почему вы до сих пор бездельничаете? Вон в храме сколько работы!».
Именно этот живой интерес к каждому прихожанину и зацепил. А ещё чувствовалось в этом священнике Вера, которой он живёт и горы свернёт ради Христа. С таким человеком было интересно, а уж возможность чем-то помочь воспринималась за честь и счастье. Как рассказывает матушка Даниила, начиналось всё с малого:
— Оформляли храмовые грамоты для самого трудолюбивого прихожанина. Сами, как могли, чертили проект иконостаса, потом его воплощали в жизнь. Своими руками во главе с Владыкой по ночам ремонтировали и расписывали свой храм. Первые иконы для него писала художница-самоучка из Одессы. За каждой иконой приходилось специально ездить поездом, поэтому настоятель решил, что нужны свои художники. Из приходской рисующей молодёжи он собрал мастерскую: раздал всем фотографии икон, дал задание копировать. Копировали, как могли, учились. Тогда матушка Даниила даже подумать не могла, что станет преподавателем церковной живописи при епархиальном духовно-просветительском центре за тысячи вёрст от родного Питера.
Так же на ощупь, и по великой вере своего наставника, она стала архитектором, по чьим проектам сейчас строятся и восстанавливаются храмы и монастыри Приамурья. Специального образования нет, но отец Лукиан, доверяя своим чадам, дипломов не требовал. Началось с того, что понадобилось строить часовню на территории только восстанавливавшегося тогда Покрово-Тервенического монастыря. Монастырских архитекторов не было, сторонние – брали баснословные деньги, которых у настоятеля тоже не было. И он предложил: «Давайте рисовать». За два дня «нарисовали» проект. В ходе строительства было много поправок, но построить часовню получилось. Так и повелось.
В центральной полосе совместными усилиями двух неархитекторов за 20 лет появился на пустом месте комплекс Покрово-Тервенического женского монастыря. Здесь, в Приамурье, пришлось начинать всё сначала, правда сейчас уже с помощью наработанного опыта, окрепшей веры и уверенности в правильности избранного однажды пути.
Свой монастырь нужно построить
Сейчас матушке приходится колесить с утра до ночи по городу в поисках досок, краски, угля и всего, что нужно для устроения новой обители. А как же уединенная молитва, разве в монастырь идут не за ней? На эти и другие вопросы единственная пока в Амурской области настоятельница женского монастыря ответила подробно и обстоятельно:
— Как случилось молодой, красивой, талантливой женщине оказаться в монастыре?
— Сначала искался смысл жизни, потом форма этой жизни. Было два равнозначных пути: либо семья, либо монашество. Путь монашества был совсем непонятен, перед глазами не было ничего, что объяснило бы, что это такое, пока не началось знакомство с Владыкой, тогда ещё иеромонахом Лукианом. Потом появились первые знакомые монахини, с которыми довелось очень часто и тесно общаться, поскольку все свободное время тогда посвящалось поездкам в обитель. И в какой-то момент я почувствовала, что это моё. Я уже тогда понимала, что монахи – это не святые люди, они только пытаются таковыми стать. В монастыре со всеми человеческими слабостями гораздо теснее сталкиваешься, чем в обычной мирской жизни. Но привлек сам вкус этой жизни монашества, когда всё положено к ногам Спасителя. В какой-то момент я поняла, чтохочу именно вот этого пути.
— Получается прямёхонький путь в монастырь указал духовный наставник?
— Нормальный грамотный духовник никогда не будет давить на личность. Личность очень легко сломать, особенно новоначального христианина. Люди обычно говорят, что берегут свою свободу и независимость. Но на самом деле они часто ищут, куда же эту свободу отдать и где бы найти ту няньку, которая тебе будет каждый шаг регламентировать: направо или налево, так или не так, холодильник купить или телевизор.
— Перед монахом эта дилемма, которая терзает нас всю жизнь, перестаёт быть?
— Нет, не перестает. Увы, находясь и под обетом послушания, приходится думать своей головой. Я тоже начинала с разговоров о том, что должен быть духовный отец, который, как скажет, так и надо сделать. Послушание понималось так: есть какая-то нянька, которая за всё отвечает. А ты просто слепой исполнитель, во всём виновата нянька. Я просто так, а вы меня ведите в Царствие Небесное. Потом оказалось, что в Царствие Небесное надо самому шагать. Духовник может только помочь человеку с выбором, он может увидеть в человеке потенциального семьянина или одиночку, чей путь – это служить Христу в монашеском образе жизни.
— И вот тут духовник начинает указывать на этот единственный путь?
— Владыка Лукиан никогда не давил, он только не позволял сидеть на одном месте: «ищите своё, не тратьте время попусту, идите вперёд». Вот это давление постоянно было и тогда и сейчас, никогда не расслабишься. А дальше уже ты смотришь сам: чего ты хочешь. Он давал примеры, постоянно рассказывал и рассказывает о людях, с которыми он по жизни сталкивался. Он же общался с духовными чадами святых, которые сейчас уже канонизированы православной Церковью.
— Что это за Святые?
Сейчас среди новомучеников канонизирован иерей Павел Гайдай. Его ближайшая духовная дочь Параскева Захарченко прошла с ним по всему жизненному пути. Совсем маленькой девочкой её отец привёл к иерею Павлу. Для о. Павла Параскева стала первой помощницей, она проехала за ним по всем ссылкам, была исповедница, очень много пережила, а наш Владыка – её духовный сын. Он тоже когда-то мальчиком пришел к ней, уже бабушке, его церковная жизнь начиналась с общения с этим человеком. Второй его духовной наставницей была инокиня Леонида – духовная дочь жившего в 50-х годах ХХ века в Одессе блаженного старца Ивана Петровича Жуковского, который в наше время принял тяжелейший подвиг юродства. Сейчас его тоже готовят к канонизации.
— Вы родом из намоленных мест, где Православие прочно укоренялось до того, как его начали выкорчевывать большевики. Здесь заселение началось во второй половине XIX века, и не успела вера Христова глубокие корни пустить. Всё уничтожено было практически без следа. Каково оказаться здесь? Каково ощущение этой земли и ощущения себя, своего предназначения на этой земле?
— Там конечно духовные корни очень мощные, но эти корни были обрублены гораздо раньше, чем началась революция. До того, как наступили времена безбожных гонений, истинно церковных людей было очень мало. В царской, ещё, казалось бы, православной России высшие слои общества уже были далеки от православия. Православие держалось на святых единицах, может быть, если бы их было больше и революции бы не было. Она стала последней каплей, логическим итогом. В 90-х годах в Петербурге была ситуация точно такая же, как и здесь в Амурской области, мы практически вернулись на 20 лет назад. Корни, храмы, святыни – всё не так просто, автоматически это не спасает. Конечно, когда дело касается праздничных богослужений, крестных ходов, свечек о здравии, упокоении, все прекрасно понимают, что это хорошо и нужно. Но в повседневной жизни православие – это очень большой труд. Часто многим приходится жертвовать. Даже у, казалось бы, закоренелых православных христиан церковная жизнь порой идёт очень сложно, через колдобины, грехопадения, сомнения. На наше счастье, у Православной Церкви корни простираются много глубже, чем даже самые великие святыни. Она берет свое начало от Самого Христа, а это значит, что имеет силу прорасти через любой «асфальт». У Амурской земли есть своя неповторимая ценность. Да православной традиции здесь гораздо меньше, чем на Западе, но первозданной чистоты больше, и какой-то неиспорченности, неискушенности.
— Веровать сквозь розовые очки – это как?
— Очень много людей хлынули в 90-х в православные храмы. Многие были не готовы к тому, что надо следовать за Христом. Подержали себя в жестких рамках: наркотики нельзя, курить нельзя, блудить нельзя, воровать нельзя, ругаться нельзя – это оказалось неудобным. Той же волной они хлынули обратно из храмов и ударились во все тяжкие. Прямо, как по Евангелию, одного беса изгнали, а семь обратно пришло. По той же причине, даже некоторые из тех, кто попытались взять на себя монашеский образ жизни, отпадали и доходили до безверия полного. В этом крае этот процесс еще только начинается.
— То есть пока процесс только начинается можно попытаться что-то предупредить, избежать ошибок? Но как, если найти себе здесь грамотного и опытного духовного отца практически не реально? Как отличить, где действительно церковная жизнь и ты идёшь за Христом, а где ты всего лишь исполнитель ритуалов-обрядов, какой-то внешней составляющей. Ну, вот читаешь ты добросовестно по утрам и вечерам молитвослов, что-то стараешься делать, очень хочешь что-то почувствовать, веришь, но не знаешь: ты правильно веришь или всего-то пытаешься найти няньку, чтобы исполнить, что написано, не нарушить какие-то «не» в надежде, что будет тебе за это большое человеческое счастье. А Царствие небесное остаётся каким-то трудно представляемым фантомом. С этим как разбираться?
— Все через это проходят. Это сложный долгий процесс. В монастыре практически каждый первый ломался на эту тему. Правильно я иду или не правильно? А кто же мне подскажет истинное это или не истинное? А вот говорят, что сейчас уже старцев нет, значит, спасения не может быть. А говорят, что уже последние времена, уже монастыря не может быть, и монахи сейчас не монахи. А потом, со временем, понимаешь, что видимо каждого человека Господь приводит в этот мир сегодня и сейчас, в эпоху неповторимую, и ты поставлен в положение школьника, у которого нет возможности списать свою контрольную работу. Ты вынужден её писать сразу и на чистовик. Это сложно, но ты не можешь её списать ни с XVI века, ни с IV века, ни с I века. Ты можешь пользоваться этим материалом, и опираться на него, но своё сочинение ты должен написать сам. И даже будучи в монастыре, при обетах послушания, ты обязан думать своей головой, поступать самостоятельно. Владыка, которого очень многие считают своим духовным отцом, никогда и никому не позволял пользоваться им, как нянькой. У него можно получить какие-то ответы на вопросы, но только, на самые важные, глобальные. А так, ты поставлен один на один перед обстоятельствами, ты сам должен решить, как правильно. А подсказка тебе – Евангелие знаешь, заповеди Божии знаешь, совесть у тебя есть, голова есть – решай сам.
— А что тогда вообще послушание? Читаешь умную книжку и там написано, что тебя самого нет, и твоей воли нет. Как же тогда к Богу идти, если своей воли нет, но при этом ты должен сам?
— А это искусство из искусств. Недаром святые отцы говорили, что духовная работа – это наука наук. Это следование за заповедями Божиими. Послушание – один из направляющих, инструментов для работы. Духовная жизнь – это умение стоять под тем единственным углом, под которым человек не падает. Упасть можно на все 360 градусов: направо, налево, вперёд и назад, а устоять возможно только под одним углом. Вот этот угол, вот эту золотую середину найти – это задача каждого человека. Поэтому, какую заповедь не возьми, всегда есть и правая сторона, и левая стороны для падения. Святые отцы ломали головы над формулировкой послушания, они говорили, что это школа. Ты слушаешь своего духовного наставника, тренируешься слушать не свои принципы, не свои понятия о правильности, а учишься слышать вот этот голос со стороны. И эта наработка способности услышать другого, помогает услышать Бога. Вот тогда Он тебе скажет, куда идти, Он тебя направит. Ты становишься в рамки в монастыре, у тебя есть конкретный начальник. В принципе, у мирского человека тоже есть начальник: в семье, на работе. Практически каждый человек сталкивается с этим послушанием, когда ты либо делаешь так, как ты считаешь правильным, либо как на самом деле оно правильно.
— В миру начальник бывает не прав, или бывает, мы так ощущаем. А в монастыре?
— Бывает.
— И как тогда слушать его?
— А на это есть инструкции Евангелия. Всякая поставленная власть она от Бога. В семье глава жене – муж, прав он или не прав. Очень часто, вроде как, начальник не прав, но ты просто ради Бога его слушаешься, и вдруг потом жизнь поворачивается на 180 градусов, и выясняется, что это единственное верное направление было. Бывает, что ты слушаешься этого неправильного начальника, а назавтра смотришь и не понимаешь, зачем вообще этот сыр бор был из-за ерунды? Захотел человек так – сделал ты так. Пожертвовал какой-то ерундой, но зато сохранил мир. Тут тоже иерархия ценностей. Неправота бывает разной.
— То есть неправ тот, кто не послушал?
— В истории Церкви бывали святители-еретики. Бывали настоятели монастырей великие грешники. Всякое бывало. Нет таких штампов, которые всегда можно принять. Есть очень много ситуаций, через которые святые те же проходили. Зачем нужно читать жития святых? Это целый кладезь жизненного опыта. Сколько преподобных, будучи в монастырях, проходили гонения. Над ними издевалась своя же братия, издевался настоятель – немощный и грешный человек. Что-то ему не понравилось в этом выскочке. Все нормальные люди, а он святой, понимаешь ли: постится не как все, молится не как все, чудеса, понимаешь ли, совершает. А почему мы не можем? И начинаются напряженные отношения. И вот как святые выходили из этой ситуации? Они слушались безропотно, они шли буквально на смерть, ради послушания.
— То есть от мирских всех дилемм, проблем, противоречий, конфликтов в монастырь всё равно не убежишь? А отличие тогда в чём?
Монах – это потенциальная возможность более тесного контакта с Богом, когда ничего не мешает, когда ты не стоишь перед обязанностью общения с кем-то другим. Общение с людьми есть, но оно не доходит до каких-то сокровенных глубин, что неизбежно в супружестве. Какая бы ситуация в монастыре не была, но вот эта сокровенная глубина она остается не тронутая.
— Вы сейчас игуменья – это чудовищная нагрузка. Получается, что вас вырвали из естественного для монаха состояния «я и Бог». Вы вынуждены заниматься материальными делами больше, чем среднестатистический мирянин. Это разве монашество?
— Это тоже монашество. Монашество – это служение Христу в тех условиях, какие есть в наличии. Нормальная жизнь монастыря — когда у человека есть какой-то режим дня нормальный человеческий, есть возможность не думать о каких-то бытовых проблемах: что ты будешь завтра есть, во что ты оденешься? Есть человек, который думает о том, чем накормить весь монастырь, есть человек, который думает, во что его одеть, чёткое разделение обязанностей позволяет без каких-то лишних мыслей занимается собой и каким-то своим делом по монастырю. У монаха должен быть уголочек, в котором он может уединиться и просто побыть один на один с Богом, с ангелами, со святыми. Это идеал. Сейчас нужно сделать всё, чтобы такая возможность у людей способных к монашеству была. Конечно, хочется уже сейчас жить в такой вот своеобразной теплице. Но, как бы ты не стремился, как бы ты не хотел Господь всё равно ставит тебя на то место, где Он считает нужным. Я сейчас делаю то, что от меня нужно: ношусь по городу, ищу, где купить цемент, где достать доски, краску, у кого выпросить уголь для кочегарки – это моё сейчас послушание.
— Монахов мужского пола для такого неженского послушания не сыскалось?
— У нас женский монастырь и это наше хозяйство. Тут дело в другом. Какой бы образ жизни ты не вёл, в какой-то момент ты понимаешь, что духовная жизнь она не в тепличных условиях заключается и вот это понять тоже дар Божий. Поначалу все считают, что монастырь – это, как мне одна женщина сказала, «растительная жизнь». Как коровки на лужайке пасутся безмятежно: травка зелёная, птички поют, так и монахи. Не сеют, не жнут, а Господь их кормит и одевает. На самом деле Он кормит и одевает, но ещё и заставляет работать. Постепенно начинаешь понимать, что монашеская жизнь, твоя келья находится в сердце, и что означает «Царство Божие внутри вас есть». В какие-то моменты удаётся в это Царство Божие заглянуть, и оказывается, что можешь в самой гуще суеты находиться, и сохранять этот мир внутренний. Почему святые, которые в начале ХХ века оказывались в концлагерях, на зоне, среди самых закоренелых зеков оставались святыми? Когда читаешь их письма из мест заключения, то поражаешься, какой внутренний мир, какой внутренний покой! Люди умудрялись видеть Бога в камере среди матерной ругани, грязи, среди издевательств и пыток. Они были с Богом. К счастью, наши сегодняшние задачи неизмеримо проще.
— Лично перед вами сейчас какая задача стоит?
— Лично передо мной – это, как раз, создать тепличные условия для наших матушек, для будущих монахинь, которые придут в наш монастырь.
— Насколько эта цель сейчас уже воплощена в жизнь? Сколько под вашим крылом матушек? Что для них есть?
— Есть уже достаточно много. Есть уже два года жизни монастыря и 17 матушек. Главное, что удалось сделать в монастыре, у нас храм открылся. С ноября 2014 года проходят постоянные богослужения – монастырь зажил, монастырь задышал. Начались общие монашеские правила, Литургия. Начал зарождаться монашеский коллектив, монашеская семья – это самое ценное, что есть в монастыре. Уже люди начали притираться друг к другу, обламывая все свои колючки. Уже есть костяк монастыря, который дальше сможет что-то подсказать новоприбывшим.
— Откуда берутся новоприбывшие? Для Амурской области это внове. До сих пор был где-то в Тынде монастырь и далеко не все даже знали об этом. Наверно не так мы воспитаны, и не такие, чтобы вдруг собраться и пойти в монастырь?
— Точно так же, как во все века приходили. Люди не рождались монахами, они просто в какой-то момент встречали Бога в своей жизни, вдруг всем естеством понимали, что Бог есть, и ты внутри его мира находишься. Словами это не передать, человек просто понимал, что хочет быть с Ним, хочет слушать Его.
— Вот кто-то прочтёт это, и враз поймёт, что Бог внутри есть, и пойдёт слушать Его, и целая армия слушательниц, вдруг, нагрянет в ваш монастырь. Как отличить тех, кого действительно Бог привёл, от тех, кто решил уйти от проблем, захотел быть коровкой, которая мирно пасётся на идиллической лужайке?
— Методом проб и ошибок. Точно так же, как в своё время Покрово-Тервенический монастырь рождался. Появился с двух бабушек-пенсионерок, которые бросили всё нажитое честным трудом в городе и поехали за двадцатипятилетним иеромонахом в глушь, в развалившуюся деревню, на пустое место, жить в каком-то сарае, воду на себе таскать, дрова колоть. Впроголодь жили. А потом туда стали люди приходить. Бывало, оставались, до сих пор уже много лет счастливо живут. Бывало, не выдерживали ломки, когда монастырь оказывался совсем другим, не таким, как воображали, в фильмах смотрели, в книжке читали. Кто-то переболел жизненными болезнями и всё-таки остался в монастыре, а кто-то ушел, определившись со своими желаниями и создал в миру семью, что тоже неплохо. Конечно, кто-то уходил и более трагически, с конфликтом.
— Сколько монахов, послушников должно быть в вашем монастыре? Масштаб как-то планируется или он со временем сам-собой определяется?
— Само получается. Есть года, когда очень многие люди идут в монастырь: буквально каждый месяц, появляется новый крепкий кандидат. Потом этот поток прекращается. Пару лет никто не приходит, после затишья опять начинают. С чем это связано непонятно, и сколько людей должно быть в монастыре – это как Бог даст.
— Как-то мирские сложности отражаются на статистике приливов людей в монастырь? К примеру, кризис 2009 года, нынешний кризис?
— Господь вразумляет людей разными методами. Кого-то болезнью, кого-то экономическими трудностями. И трудности человек переносит по-разному. Кто-то ломается, кто-то встаёт на ноги.
— Уйти в монастырь – это сломаться или встать на ноги? В миру не смог и пошел туда, где кто-то проблемы поможет решить…
— Такие люди есть, но они обычно не задерживаются. Для монастыря нужно призвание. В монастыре подчас гораздо сложнее. В музыканты не уйдёшь, потому что был плохим физиком, нужен музыкальный слух.
— Чтобы иконы писать – тоже нужен талант, уже давно вам сказали, что у вас он есть, а тут какие-то доски добывать приходится. Не обидно, время тратить на что-то не столь высокое? Не бывает мыслей: мне же Бог вот этот талант дал, почему же я за досками должна бегать?
— Доски — это тоже творческий процесс. А что делать? Хотелось бы, конечно, за мольбертом посидеть. Но ты понимаешь, что надо этот мольберт ещё где-то купить, на что-то купить, надо те же краски где-то найти, надо помещение как-то благоустроить. Всё равно кто-то должен это делать, а ты это сделаешь лучше, чем кто бы-то ни было, потому что для себя это делаешь. Ты знаешь, как это сделать, чтобы удобно тебе и другим было. Не вырастет монастырь сам собой. Хочешь в монастырь? Хочешь, чтобы он был самым лучшим? Кто его таким сделает? Я!
— Получается чтобы уйти в монастырь – его нужно построить? Как выжить, пока он ещё не построен, пока вместо него пустое место? Как у вас получилось здесь продержаться первое время?
— На Божьей помощи и удивительных амурских жителях. Мы приехали действительно, ну ничего не было. Устройство монастыря епархия на себя взвалила и до сих пор мы в должниках у неё. Только начинаем на ноги потихоньку становиться. Женщина благодетельница на свои средства старый разваливающийся рок-клуб в Благовещенске помогла превратить в церковь святых мучениц Веры, Надежды, Любови. Снаружи ждём ремонта, а внутри уже полноценный храм. Человек просто оторвал от себя и отдал Церкви. Вот такие золотые люди есть у нас в Амурской области. Другая женщина-прихожанка подарила свой автомобиль монастырю. Стал собираться приход, стали приходить люди на богослужения. Помогли приобрести утварь, помогли отмыть храм после ремонта. Бабушки ходят копеечки приносят. Казалось бы, безвыходная ситуация, нет нужных средств: одна бабушка, другая, третья и на машину угля накопили – ещё неделю отапливаем монастырь. Так и живём. Монастыри, храмы. Они всегда всем миром строились. Всё по воле Божией. Это и нужно, чтобы монастыри и храмы возводились с трудом. Потому что если ты принёс в храм даже три рубля, ты уже этот храм будешь считать своим. Здесь кусочек тебя, и уже отношение к этому другое. Люди не ценят то, что даётся даром. Когда с великим трудом – это получается самый любимый храм, самый любимый монастырь и Господь устраивает всё так, что средства на строительство собираются ото всех, задействован большой круг людей. Приходится просить о помощи, и кто-то приходит в Церковь именно благодаря этому: пожалел матушек, которые замерзают, дал копейку, а потом оказалось это интересно, это жизнь.
— Начинается тёплое время, строительные работы набирают активность. Какая помощь вам сейчас нужна. Кто нужен? Что нужно?
— Нужно всё! Нужна элементарная финансовая помощь, без этого никуда. Нужны профессионалы в любых областях. Нужны строители любых профилей. Нужны стройматериалы, пиломатериалы, дверная фурнитура, столярный инструмент, электроинструмент, мебель, ткани, швейная фурнитура, нужны продукты, нужна физическая сила. Мы собираем регулярно субботники на какие-то общие работы по монастырю: мусор убрать, территорию, траву скосить, храм отмыть. Объявляем по всем храмам, организуем выезд на автобусах, вывозим людей готовых помочь на день.
— А кто вне массового выезда? У человека отпуск, и он хочет потрудится. Как попасть на недельку поработать монастыре?
— Люди созваниваются со мной, или связываются через наше подворье в Благовещенске. Сейчас мы имеем возможность принять несколько человек. Питание предоставляет монастырь. На какой-то период времени люди могут приехать, пожить, потрудиться, влиться в общий коллектив. Пока принимаем только тех, кто готов честно трудиться, не просто приехать побездельничать. Хотя в дальнейшем, я продумываю и такой вариант, чтобы была возможность, для людей просто вырваться из города и отдохнуть душой, погулять, помолиться, пожить в монастыре за какое-то посильно пожертвование, но чтобы это было возможно, нужно сначала построить гостиницу.